http://www.odnako.org/blogs/show_34966/ (http://www.odnako.org/blogs/show_34966/)
© Роман Носиков (http://romannosikov.odnako.org/)
— …Есть стратегия! — сказал Василий Иванович, с грохотом ставя на деревянный стол, за которым уже сидели Анка, Петька и Фурманов, чугунок с дымящейся картошкой.
— Стратегия чего, Василий Иваныч? — спросил Петька и закинул ногу на ногу.
— Буржуйская стратегия по порабощению пролетариата методом создания контролируемых общественных конфликтов.
Фурманов аккуратно достал из нагрудного кармана заранее скрученную папироску и прикурил.
— Ну, и в чем же она, товарищ Чапаев?
Чапаев поставил на середину стола три картошки.
— Ну, вот смотрите. Вот тут, значит, Анка, вот тут, справа ты, Петька, а товарищ Фурманов у нас слева. А я буду тут, — Василий Иванович взял солонку и поставил напротив картошек.
— А почему это, Василий Иваныч, ты — солонка, а мы — картошки? — поинтересовалась Анка.
— Потому что вы — рабочий класс, а я — буржуй и гидра империализма. Значит, вот какое дело. Угнетаю я вас — хуже некуда. Вы работаете на меня день и ночь напролёт. Всё прибавочный продукт создаёте в поте своего трудового лица. Мозолистыми руками своими куёте моё богатство. Может быть между нами мир, совет да любовь?
— Не может, — сухо ответил Фурманов. — Не может быть мира между трудом и капиталом.
— От и я так думаю. Не может, — Чапай показал на стол. — Но как же мне быть? Вас-то вон сколько, а я-то — один. Устроите вы забастовку или революцию и отберете у меня, у буржуя, присваиваемый прибавочный продукт. Так, что ли, получается? Против всего народа никому и ничему не устоять. Народ, он, понимаешь — сила!
Чапай грохнул кулаком по столешнице и продолжил:
— А вот скажем, что будет, если я тебе скажу, что Фурманов — гомосексуалист?
Фурманов кашлянул, но возражать не стал — партия могла и не туда назначить.
— Ну, и что? — горячился Петька. — Ну, и что? Он же ведь за наше дело! За пролетариат! За революцию! Чем он мне помешать может? Верно, Ань?
Анна не одобряла нового назначения Фурманова, но тоже понимала, что такое революционная дисциплина.
— Ничем, Петь. Ничем нам Фурманов не помешает.
— Это правильно, товарищи. Потому что ваши интересы с интересом Фурманова никак не пересекаются, потому что находятся в личном интимном пространстве, которое у вас разное. Ну, какие у вас могут быть противоречия? Никаких. Выходит, не удалось мне натравить вас на Фурманова?
— Не удалось, — отвечали Анна и Пётр.
— А что если Фурманов на вас в атаку пойдёт? — спросил Чапай и поставил картофелину, обозначавшую Фурманова, между солонкой и двумя остальными картофелинами.
— Какую атаку? — изумилась молодёжь.
— Психическую.
Чапай взял солонку и начал солить картошку-Фурманова.
— Например, скажу я ему, что вы его за человека не считаете. Гей-парадом ему ходить не даете. Это когда люди, сняв штаны и извалявшись в перьях, бегают по улице, а все должны им говорить, что они нормальные и правильно делают, а иначе будет, значить, что вы их за нормальных не считаете и враждебно к ним относитесь.
После паузы Анка поинтересовалась:
— А это разве нормально? Вдруг дети увидят…
— Кстати о детях! А ещё я придумаю такую штуку, что всем детям обязательно будет рассказывать, что вот это вот всё — не срамота, а самая что ни на есть нормальная жизнь. И жениться этим мужикам разрешу и детей усыновлять. И воспитывать в своей эстетике.
То, что гомосексуальная эстетика и гетеросексуальная противоположны — понятно. То, что вам кажется красивым — не кажется красивым им, а то, что нравится им — вам покажется отвратительным, известно. Это механизм выживания вида, заложенный в нас эволюцией, который требует от нас оценивать мужчину как товарища, а женщину как хранительницу очага и мать потомства.
Не один раз уже об этом было говорено. Но вы лучше посмотрите, как изящно удалось решить мне мою проблему — стоило всего-навсего права, относящиеся к частной жизни, распространить на общественное пространство! От вас под предлогом признания равноправия требуют не непрепятствия, а соучастия. От вас требуют не признания прав других, а отказа от своих. От права не участвовать в чужих сексуальных ритуалах, от права не сопереживать и не одобрять чужой и чуждой вам эстетически сексуальности. Вас просто-напросто ритуально насилуют. И из права человека на частную жизнь получилось привилегированное агрессивное меньшинство, угнетающее большинство. Я лишил вас союзника! — на этом месте Василий Иванович взял щедро посоленную картофелину-Фурманова и откусил от нее кусок, — и создал конфликт, который в ваших глазах затмил тот конфликт, что у нас был до этого — конфликт из-за прибавочной стоимости. И это всё несмотря на то, что что вам, как и гомосексуалистам — нечего терять, кроме своих цепей. Только что вы готовы были сражаться за равенство против меня, а сейчас я возглавляю борьбу за равенство против вас.
— Василий Иванович! А как же нам тогда с гомосексуалистами быть? Они нам кто? Мы за них или против? — Петька явно был взволнован.
— А Ленин за кого был? — хитро прищурился Чапай.
— За интернационал, — ответил Фурманов, туша докуренную папиросу.
— Вот и мы — за него же.